«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

Вот другое свидетельство неустроенного быта чайных периода «сухого закона» в Петрограде. «Переход от центра к таким окраинам, как Галерная гавань, производит контраст, которым прямо поражаешься. Кажется, что попал в глухую провинцию, где все ушло не далеко от примитива. Во всей Гавани нет ни одного трактирного заведения, которое по своему помещению, обстановке и постановке дела хотя бы отчасти приблизилось к благоустроенным центральным заведениям. Собственно „ресторанов“ во всей Гавани всего пять-шесть, столько же „трактиров без крепких напитков“, остальную же часть заведений составляют „чайно-столовые“, которыми буквально запружены все гаваньские улицы, от самой лучшей – Гаваньской – и до последних переулков, еще не везде имеющих каменные мостовые. Гаваньские рестораны еще и до воспрещения крепких напитков особых дел не делали, а теперь они и вовсе опустели. Некоторое исключение из этого разве составляют два ресторана – Тюрина и Папу шина, где все-таки наблюдается некоторое движение, остальные же положительно прозябают. Тоже можно сказать и про все трактиры без крепких напитков. Унылые лица хозяев или буфетчиков, вяло двигающаяся прислуга достаточно характеризуют положение торговли в этих местах, где почти всегда бывают заняты посетителями два-три столика из десяти. Что же касается гаваньских чайных… Ах, о них нужно поговорить более обстоятельно. Начать с того, что они ютятся почти на каждом шагу. Отличительный признак здешней чайной – мизерность помещения и скудость, почти граничащая с убогостью обстановки. В смысле чистоты, в которой они содержатся, также требуют очень многого. Грязные обои, скатерти, сплошной мусор на полу: обрывки бумаг, кучки окурков и даже селедочные головки. Обколоченные и донельзя задержанные принадлежности стола: чайники, чашки, подносы. Появление в такой чайной „чистого“ посетителя вызывает со стороны администрации настоящую „мобилизацию“: начинаются поиски мало-мальски сохранившей сносный вид посуды, чистой скатерти и т. п. Даже женская прислуга в гаваньских чайных какая-то „особенная“: или явная, с переваливающейся походкой и „угловатыми“ движениями рук, „деревня“, или с крупными „дефектами“ в наружности, вроде следов неумеренной оспы, „искривления плеч“ и чуть ли не хромоногие… Редко за буфетом гаваньской чайной находится наемное лицо. В подавляющем большинстве торгуют сами хозяева с помощницами – женами. У самих хозяев „вид“ также почти „деревенский“: простая, часто неприкрытая жилетом, рубаха и фартук не всегда безукоризненной свежести. Торговля в гаваньских чайных… Она как будто бы и есть. Столы редко не все заняты. Но торговля, должно быть, очень мелочная: 8, 10, 15, редко 20 коп. на столе, который бывает занят минимально полчаса, а иногда час и более. Поэтому дела в гаваньских чайных, по-видимому, не из важных. „С хлеба на квас“, „Только кормимся с семьей“, – отвечает большинство хозяев на вопросы „об успехах“. Публика чайных: рабочие ближних к Гавани фабрик и заводов и явившиеся на летние заработки: земляники, маляры, штукатуры и разные поденщики. Мастеровой с заработком в 2–3 рубля в день здесь редкий гость. Он, очевидно, брезгуя убожеством гаваньских чайных, стремится вон из Гавани, туда, где чайные имеют большие светлые залы, освещенные электричеством, оркестры и которые обслуживаются хорошенькими, народно одетыми служанками. Состояние кухонь и уборных гаваньских чайных лучше не касаться. Оно – ниже самых элементарных требований санитарии, не говоря уже о гигиене. Общее впечатление при объективном обзоре гаваньских чайных у привычного посетителя благоустроенных заведений этого типа получается убийственно тяжелое… При выходе из такой чайной после получасового сидения в ней, получается ощущение, как при перемене „спертой“ атмосферы погреба на свежий воздух улицы»[485].

Почему же чайные находились в таком убогом состоянии? «Причины такого состояния гаваньских чайных, как нам кажется, заключается в следующем. Во-первых, отсутствие культурного взгляда на ведение своего дела у их хозяев, лишенных элементарного понятия о чистоте и гигиене. Во-вторых, сильно свирепствующая конкуренция, уничтожающая возможность хороших заработков двумя путями: путем понижения торговли и понижения цен. При отсутствии хороших барышей не оказывается средств на улучшение дела даже и у тех хозяев, которые желали бы улучшить дело. Но эти причины настолько глубоки, что о скором уничтожении их нечего и думать. В самом деле: как можно достигнуть того, чтобы число чайных в данном районе сократилось и заработок оставшихся поднялся, когда здесь открываются все новые и новые заведения. Последнее же наблюдается потому, что для открытия чайной требуются совсем небольшие средства, часто всего несколько сот рублей. И вот обладатели такого капитала часто открывают чайные, заранее зная, что они будут только „кормиться“. Но им достаточно и этой перспективы, так как при столь небольшом капитале лестно иметь дело, которое кормило бы всю семью, в то время как самый капитал, виде приобретенного на него предприятия, оставался бы неприкосновенным. Таким хозяевам ничего больше и не надо. Он „кормится“ и в то же время имеет дело, которое к тому же освобождает его от подчиненности, связанной с какой-либо службой, он все-таки – сам себе хозяин. В результате же того, что такая чайная только „кормить“, сюда нейдут крупные хозяева, которые могли бы внести в дело известный размах и культурное отношение к делу. У маленьких же хозяев – кустиков – нет, как уже сказано выше, ни желания, ни средств на постановку дела более приличную, чем та, которая наблюдается в 100 % гаваньских чайных. Получается – заколдованный круг, из которого не видно выхода и который как бы навсегда обрекает чайные захолустной окраины на их теперешнее жалкое состояние»[486].

Часть заведений попало в тяжелое экономическое положение из-за того, что его владельцы были немцами. «На Васильевском острове, так же как и в Гавани, заведений с правом продажи крепких напитков немного: один по первому разряду (второй перворазрядный ресторан – «Тондорфа», на Первой линии – закрылся) и около двух десятков по второму и третьему разряду. Перворазрядный ресторан, находящейся у Николаевского моста, еще недавно принадлежал типичному немцу (Бернарду) и усиленно культивировал в своих стенах все немецкое. Потом, когда немец прогорел, ресторан перешел в руки товарищества, составившегося из официантов, служивших в ресторане. В виду того, что товарищество продолжало вести дело в прежнем, немцефильском, духе, с объявлением войны, а – значит – и с исчезновением из Петрограда многих немцев, дела ресторана пошли особенно плохо, тем более, что публика из русских, всегда обегавшая это заведение, теперь и подавно не хотела идти в него. Одно время поговаривали, что товарищи хотят закрыть ресторан впредь до разрешения торговли напитками. Но потом они, очевидно, раздумали и продолжают вести торговлю, хотя, по общему мнений соседей, должны нести значительные убытки»[487].

Некоторым ресторанам без продажи крепких напитков удалось кое-как приспособиться